Владимир БЕРЯЗЕВ
Сухой колодец
Роллану Сейсенбаеву
Я не шепчу в испуге «бисмилля»,
С тобой, Рэке, мне здесь не одиноко,
У нас одна дорога — на Восток и
Мы вновь пойдём по сопкам Заиртышья
Туда, где Чингистау широко
Раскинули свои холмы пустые,
Опять туда, где в детском далеке
Ты прятался с отарою в распадке,
А молодой отец, храня семью
От насквозь прожигающего света,
От ока смерти, от звезды Шайтана,
От топота коней Армагеддона,
Бежал с кошмою толстой, чтоб укрыть
Упрятать, уберечь…
Но ты боялся
Не грохота, не вихря Полигона,
А старца, что совсем неподалёку,
В сухом колодце двадцать пять зимовий
И двадцать пять летовок уж томился.
Старик Кажы*, забытый и убитый,
Старик Кажи — на дне, во тьме кромешной,
Чекистами застреленный. костлявый,
Он там, он мёртвый…
Лунными ночами,
Когда ковыль серебряным ручьём
Струится, когда филины хохочут
На скалах,
Он выходит из тюрьмы
Безвестной и бессрочной…
Серой тенью
Скользит он мимо юрт, кошар, загонов,
Как будто ищет купола мазаров,
Как будто просит милости людской…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Скажи, Рэке, нужна ль певцу могила?
Поэт — посланец. вестник,
Он умчится,
Исчезнет, как орёл за перевалом,
Лишь песни и стихи его надгробье,
Лишь купол неба — вечный мавзолей?..
* Шакарим, племянник Абая, наряду с ним основоположник казахской литературы, в первую голову — эпической поэзии, расстрелян осенью 1931 года местным ГПУ на пороге собственного дома, брошен в старый колодец у гор Чингистау, тело его только в 1962 году было перевезено на родовое кладбище Жидебай неподалёку от райцентра Караул.** священный, целебный, всеми почитаемый источник.
