Галина БУРДЕНКО в беседе с Романом НАЗАРОВЫМ
— Роман, предлагаю взять быка за рога и начать с главного — критериев жанра сновеллы, которые ты озвучил в своём докладе «Сновидения в русской литературе. Сновеллистика», представленном 7 октября 2023 года на Международной научной конференции «Образ будущего в русской литературе XX-XXI вв.», организованной ИМЛИ РАН. Процитирую:
«Таким образом, мы можем выделить следующие признаки сновеллы: 1) в основе сновеллы — сновидение; 2) повествование от первого лица, от «Я»; 3) упоминаются события до и после сновидения, до и после группы сновидений, контекст; 4) кроме событий в сновидении — одновременные события в бодрствующей реальности; 5) присутствует Космо-Я».
Начнём по порядку. Насколько для тебя важно, чтобы сон действительно имел место? Если сон искусно сочинён, так что читатель верит, что действительно был такой сон, почему не считать подобное изложение сновеллой? Тем более что читатель (по крайней мере, мой) обычно не верит, что человеку могут сниться необычные сны, и попробуй его переубеди. А с другой стороны, самый удивительный сон можно записать так плохо, что язык не повернётся назвать такую запись «сновеллой» из уважения к литературе.
— Ну, Галина, я-то точно — твой читатель и верю всем твоим сновеллам! И меня не надо переубеждать!
— Спасибо!
— Вот только что вспомнилась одна фраза… Загадочная фраза… «Чтобы понять сон, нужно стать спящим человеком». Стать спящим человеком… Это сказал Альберто Савинио, младший брат известного итальянского художника-мета… э-э… художника-метафизиста Джорджо де Кирико. Было такое в начале прошлого века в Италии направление в живописи — метафизическое. Ещё до рассвета сюрреалистов. Ты, наверное, видела картину де Кирико «Меланхолия и тайна улицы». Что-то такое сновиденческое, сюрреалистическое… Кстати, тебе кто из художников-сюрреалистов, как бы сказать, ближе, что ли? Вот сильнейшее впечатление на меня произвела работа Сальвадора Дали с нарративным названием «Сон, вызванный полётом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения».
— Сейчас будет разрыв шаблона. Я вообще не любитель сюра, а заодно и абсурда. Хотя упомянутая тобой работа Дали на меня когда-то произвела неизгладимое впечатление. Если мне память не изменяет, её репродукцию извлекли из чёрного ящика в программе «Что? Где? Когда?» И я просто жаждала увидеть другие работы Дали. Но это было ещё в школьные времена. И этот интерес со временем сошёл на нет.
Если говорить о литературе, то мне нравится, когда что-либо необычное выстреливает среди обычного. Как шаровая молния влетает в форточку, создавая исключительную ситуацию, и взрывается или вылетает обратно. А когда у автора настежь открыты все окна и двери, и в них летят шаровые молнии, как пушечные ядра при осаде крепости, мне становится тоскливо. Не люблю быть в роли крепости. Я так многие книги не стала дочитывать, в том числе культовые. И ты меня натолкнул сейчас на мысль не публиковать сразу много сновелл. Сновеллы хороши, когда их читаешь дозированно, по одной-две за раз. Не знаю, согласишься ли со мной или нет? Сколько сновелл тебе хочется читать в один приём?
— Перефразирую Папанова из «Бриллиантовой руки» — достаточно одной сновЭлки!.. Галина, да ведь мы же там, в сновидениях, жизнь проживаем, целую жизнь, не менее увлекательную, не менее фантастическую… А если представить, что и бодрственная жизнь — тоже сон, и даже не представить, а именно принять… Мне хочется увидеть мир сновелл, вселенную сновелл… Другое дело — что и как там происходит, в одной сновелле, созданной на основе сновидения… Понимаешь, в реальном сновидении хозяйничает цензор. Он же творец, он же художник. Более того, ты просыпаешься, а он — творец, художник, цензор — никуда не исчез. Это легко заметить. Вот я проснулся и вспоминаю сон. Но то, что я вспомнил, уже отличается от того, что я действительно видел во сне. Понимаешь? Но это еще не всё. Если я расскажу сон, если я его вербализирую, так сказать, превращу в речь, то это будет новая версия того же первоначального сна. Но и это ещё не всё. Если я сяду его записывать — ручкой по бумаге или по кнопкам клавиатуры, — новая метаморфоза с моим сном случится… Я не хочу сказать, что сон прямо изменится до неузнаваемости, нет. Но ведь эти метаморфозы должны же когда-нибудь прекратиться. И тогда у записанного сна будет и форма, и содержание, и символы, и поэтика… То есть сон превращается в продукт художественного творчества, в некий интересный или неинтересный литературный текст. И пусть этот жанр называется сновеллой. А уж как к нему отнесётся читатель — это другой вопрос. Всё дело, по-моему, в убедительности, в красоте и в сновиденческой магии сновеллы…
— Ты знаешь, об этих метаморфозах очень подробно и научно писал Лев Николаевич Толстой, причём в художественном тексте, а именно в «Истории вчерашнего дня».
Приведу длинную и нудную цитату:
«Воспоминание о времени, которое мы проводим во сне, не происходит из того же источника, из которого происходят воспоминания о действительной жизни, — из памяти, как способности воспроизводить впечатления наши, но из способности группировать впечатления. В минуту пробуждения мы все те впечатления, которые имели во время засыпания и во время сна (почти никогда человек не спит совершенно), мы приводим к единству под влиянием того впечатления, которое содействовало пробуждению, которое происходит так же, как засыпание: постепенно, начиная с низшей способности до высшей. Эта операция происходит так быстро, что сознать её слишком трудно, и привыкши к последовательности и к форме времени, в которой проявляется жизнь, мы принимаем эту совокупность впечатлений за воспоминание проведённого времени во сне».
Как тебе? Толстой очень внимательно относился к снам и к тому, как они изложены.
— Да нет. Это он здесь совсем ещё молодой. Много размышляет, да, но все равно поверхностно и путано. А вот потом он догадается, что сон, что поток «бессознательного» (возьмём это слово здесь в кавычки) — инструмент показать что-то запретное, что-то шекспировское, и тогда выйдут из-под его пера и «Анна Каренина», и «Крейцерова соната» с использованием кратких, ёмких, трансцендентальных сновелл… Например, в «Крейцеровой сонате» сон звучит громче и страшнее самого преступления: «Я не докурил папироски, как меня схватил и повалил сон. Я спал, верно, часа два. Помню, я видел во сне, что мы дружны с ней, поссорились, но миримся, и что немножко что-то мешает…»
— Иногда Лев Николаевич упрощал. И далее в «Истории вчерашнего дня» он пишет:
«Каким образом объяснить то, что вы видите длинный сон, который кончается тем обстоятельством, которое вас разбудило: вы видите, что идёте на охоту, заряжаете ружьё, подымаете дичь, прицеливаетесь, стреляете, и шум, который вы приняли за выстрел, это графин, который вы уронили на пол во сне. Или вы приезжаете к вашему приятелю N., ждёте его, наконец приходит человек и докладывает: N. приехал; это наяву вам говорит ваш человек, чтобы вас разбудить. Чтобы поверить справедливость этого, избави бог верить снам, которые вам рассказывают те, которые всегда что-нибудь видели, и видели что-нибудь значащее и интересное.
Эти люди от привычки выводить заключения из снов, на основании гадателей, дали себе форму известную, к которой они приводят всё; добавляют из воображения недостающее и выкидывают всё то, что не подходит под эту форму. Например, вам будет рассказывать мать, что она видела, как её дочь улетела на небо и сказала: «Прощайте, маменька, я за вас буду молиться!» А она просто видела, что дочь её лезла на крышу и ничего не говорила и что эта дочь, когда влезла наверх, сделалась вдруг поваром Иваном и сказала: «А вы не влезете»».
— Вот же подтверждение моей мысли! Он пока еще рассматривает сновидение как странную забавную интеллектуальную безделушку. И хотя в свои двадцать два года разделяет сознание на ум, душу и тело, но в той же дневниковой «Истории…» ловит себя на расщеплении сознания как ума — отделят одно свое «я» от другого «я»…
— Толстой одновременно с прозаизацией сновидений настаивает и на точности передачи. И чувствуется, что он не верит символике снов. Впрочем, с годами он к некоторым снам стал относиться очень внимательно. Роман, а ты веришь в вещие сны? Расшифровываешь ли символы?
— Дело ведь не в том — верить или не верить снам, верить или не верить вещим снам… Хм… Парадоксально получилось — «верить или не верить вещим снам». Это, конечно, наисложнейшая тема… И поэтому к таким вещам всегда нужно подходить комплексно. Или — системно. Когда Фрейд и Юнг занялись вопросом Бессознательного, тогда символы, символика… В общем, символизм выбил землю из-под ног и разверзлась бездна… бездна смыслов…
— Вернёмся к признакам сновеллы. Повествование от первого лица. Конечно, это логично, если стоит задача рассказать сон. Но, предположим, писатель хочет вставить сон героя в какой-либо текст. Мне кажется, ничего не изменится, если сон будет рассказан в третьем лице. Или у тебя есть принципиальные возражения, и такой сон уже не сновелла?
— Ой, да нет, конечно! Какие могут быть принципиальные возражения, когда мы говорим о таком феномене как сновидение! Я говорю о признаках сновеллы именно как художественном произведении, но дело в том, что сновидение — вещь интимная, и когда Пушкин рассказывает сон Татьяны, разве нет желания спросить: «А что, брат Пушкин, откуда ты знаешь, что именно приснилось Татьяне?»… Я понимаю — художественный приём, но разве интенсивность и убедительность сна Татьяны были бы снижены, если бы она — от своего «я» — рассказала его, например, своей сестре или тому же Онегину?.. Ты разве не чувствуешь, что твой реальный сон теряет внутреннюю энергию, когда лишается собственного «я», когда вписывается в неестественное для него выдуманное пространство?
— Не знаю. Мне кажется, смотря как рассказать. Может, автор будет более объективен и не станет «выгораживать» своего героя. А мы с тобой, когда пишем о себе, скорее всего, смягчаем нелицеприятные вещи.
— Снова возвращаемся к сублимации и цензору. Есть сновидения, которые для сновеллы как золотые самородки — сюрреалистичные, культурные, духоподъёмные, но разрешённые цензором, разрешённые собственным Супер-Эго, а есть сновидения, сновидения-лазутчики, сновидения-диверсанты — ты не только кому-то их не расскажешь, ты себе самому постесняешься пересказать, постараешься забыть… Но можно использовать в литературе. Вот пассаж из «Лолиты» Набокова: «Проснулся от бессмысленного и ужасно изнурительного соития с маленьким мохнатым, совершенно мне незнакомым гермафродитом». Настолько резкое откровение Гумберта, что невольно думаешь, что Набоков упомянул свой собственный невыдуманный сон… Начинаешь подозревать, что всё творчество Набокова от первой до последней буквы — это такая чудовищно гигантская сновелла, старательно разрезанная автором на куски: «Защита Лужина», «Машенька», «Дар», «Лолита» и т.д.
— Третий и четвёртый признаки, как мне кажется, дублируют друг друга, речь идёт о контексте, состоящем из реальных событий. И этот пункт отметает большинство моих снов. Я-то их люблю как раз за самодостаточность. Но, знаешь, что я хочу сказать, мне не хватило контекста в твоих сновеллах, где действуют реально существующие люди. И настал момент рассказать о твоей новой книге «Сумма сновидений», с выходом которой я тебя поздравляю. Я только поясню, чего именно мне не хватило. Возможно, комментариев. Если ты пишешь о куртуазных маньеристах, я не знаю и не понимаю, было ли у тебя с ними общение в реальности (и потому они тебе приснились) или их присутствие во сне тебя так же удивило, как и меня, читающую твой сон. И это же можно сказать про любого персонажа, чьё имя ты приводишь. Я не могу угадать из сновеллы, что значат для тебя эти люди.
— Ну уж ты прям как строго! «Контекст» не может отметать ни твои сны, ни чьи бы то ни было! Контекст дополняет сон так, как дополняют сновидение свободные ассоциации в психоаналитической терапии. Собственно, этими свободными и «свободными» ассоциациями оперирует наш друг цензор, он же творец, он же художник, когда сновидение ещё не обрело конечный, сновеллистический результат. В четвертом же пункте я имею в виду вот что: бывает, человек выходит из сновидения, бодрствует некоторое время, а потом засыпает и — оказывается снова в том самом сновидении, из которого только что вышел… По поводу куртуазных маньеристов, то есть о сновелле под названием «Звезда по имени Константэн». Вот это очень важный вопрос, который ты задаешь: «Что значат для тебя эти люди?» Я задаю себе этот вопрос постоянно, практически тотально и даже фатально… С правдой прошлого ничего нельзя сделать, кроме одного — принять и выпить, метафизически выпить энергию этих снов, выпить энергию этих событий, этих воспоминаний до последней капли, чтобы сердце не удивлялось судьбе, чтобы память открыла все двери восприятия, все до единой…
— Продолжим разговор о книге «Сумма сновидений». Она издана под псевдонимом Тахионид Младший. Откуда такое имя, читатель узнает, дочитав книгу до самого конца. Но мне интересно понять, почему ты примерил на себя такой образ и что ты в него вложил.
— Честно скажу: не знаю «почему» и не знаю «что», потому что не «примерил» и не «вложил»… Тут что-то иное… Вот правда. Наверное, это как-то связано с Космо-Я…
— В книге не все тексты написаны тобой (это я, скорее, чтобы заинтриговать читателя). Можем не говорить об этой особенности. Но скажи, сколько же лет писалась эта книга?
— Получается, не меньше двадцати лет…
— Давай вернёмся к пятому признаку сновеллы — присутствию Космо-Я. Хотелось, чтобы ты на пальцах объяснил, что это такое, потому что из доклада я ничего не поняла.
— Очень просто. Космо-Я — это предчувствие полёта. Космо-Я — это полёт. Космо-Я — это будущее. Космо-Я — это космос. Впрочем, ещё проще понять этот новый компонент психики через графическое изображение: чем наполнена сновелла, какими источниками она питается. Я покажу рисунок в конце нашей беседы.
— Последний вопрос: что я забыла у тебя спросить? А без этого вопроса наша беседа не может закончиться.
— О сновидениях и сновеллах можно говорить бесконечно. Потому что феномен сновидение неисчерпаем. Большое спасибо, Галина, за интереснейшую беседу, надеюсь, не единственную. Особенно будет увлекательно поговорить, когда выйдет книга твоих сновелл. Я очень жду. Да?
— Когда-нибудь соберу и свои сновеллы в книгу. У меня в мыслях-то эта книга живёт уже лет десять, только концепция периодически меняется. Может быть, если бы не проект «Русское восприятие», я бы активнее над книгой работала. Но я очень рада, что этот проект случился в моей жизни. В сборниках «Русское восприятие» собраны очень интересные сновеллы, за что тебе огромное спасибо. И отдельное спасибо за нашу беседу. Мне было интересно. Конечно, найдём повод и поговорим ещё не раз.
Рисунок «Содержание сновеллы»:
Ссылка на доклад «Сновеллистика» (видео 15 минут 23 секунды):
https://www.youtube.com/watch?v=HN85MT6ggxo&t=20s
